Но Сэнсэй никак не отреагировал на его слова. Он целенаправленно вошёл в палату и сел возле больного. Николай Андреевич в удивлении последовал за ним. Мужчина даже не удосужился взглянуть на посетителей, всё так же безразлично глядя в дверной проём.
– И давно ты тут бьёшь баклуши? – спросил Сэнсэй, глядя на мужчину, как на своего давнего знакомого.
– Да уже почти месяц, – ответил за него Николай Андреевич, стоящий возле Сэнсэя. – Третья попытка суицида. Глубокая депрессия. Абсолютно неконтактный. Вот так и лежит целыми днями…
Но Сэнсэй словно проигнорировал слова психотерапевта. Неожиданно он стал читать странное стихотворение:
– Высший дар нерожденным быть,
Если же свет ты увидел дня –
О, обратной стезей скорей
В лоно вернись родное небытия.
При первых же строчках в глазах больного вспыхнула искорка интереса. Он повернул голову к необычному посетителю и, едва тот закончил читать, восхищенно изрёк:
– Софокл?! Вы тоже читали этого древнегреческого драматурга?!
Сэнсэй лишь загадочно улыбнулся.
– Приятно встретить единомышленника, – в восхищении пробормотал больной, словно самому себе. Но после этого его прямо-таки прорвало бурной речью. – Не думал, что в сих кулуарах раздастся глас, вещающий эти бесценные строки человека, творившего почти две с половиной тысячи лет назад! Поразительно! Я ведь только что размышлял о них. Какие правдивые слова…
– Но, помнится мне, он произносил и другие слова: «Как страшен может быть разум, если он не служит человеку», – заметил Сэнсэй.
– Ах, бросьте… «разум»... Разум – это дар человека и одновременно его проклятие. Помните, у Франсуа де Ларошфуко: «Разум всегда является жертвой обмана сердца». Мне ли это не понять? Люди всегда пытаются унизить чей-то ум. Но у них это плохо получается. И тогда они жестоко мстят ему, начиная на него гонения. И только смерть — его спасенье! Как у Цицерона: «От зол удаляет смерть, а не от благ».
– В Библии, в Екклесиасте в 9 главе 4 стихе есть такая запись: «Кто находится между живыми, тому есть ещё надежда, так как и псу живому лучше, нежели мертвому льву».
– Надежда?! Надежда всего-навсего пустой звук, – печально произнёс мужчина. И вдруг стал сокрушаться, изливая всю свою горечь. – Меня никто не понимает, ни друзья, ни коллеги, ни родственники! Зачем тогда жить? Почему кому-то везёт, а таким как я, достаются одни неприятности? Наверное, я чем-то хуже других. Зачем продолжать жить, если мир так враждебен ко мне? Если даже она от меня ушла… Жизнь потеряла для меня всякий смысл. Разве вы можете испытывать такую душевную боль, как я? Боль, пожирающую меня изнутри, разрывающую на части? Для меня жизнь – это страдание. И никто, никто не сможет меня отговорить… Я хочу умереть.
– Ты хочешь умереть? А что ты сделал в этой жизни? Ну, умрешь ты сейчас, а дальше?
– Я не буду страдать.
– Не будешь?! Ты полагаешь, там тебе будет спокойно? Ты думаешь, там сможешь высвободиться от сгустка своего зла, от сгустка своей боли? Наивный человече! Там тебе будет ещё хуже. Ибо всё, что доминирует в тебе сейчас, там преумножится. Здесь у тебя есть ШАНС, а за гранью останется лишь плод твоего выбора. Что посеешь, то и пожнешь…
– Всё это софистика. Просто слова, за которыми пустота. Когда я засыпаю, мне хорошо. Когда я просыпаюсь, мне плохо. Я хочу заснуть спокойно, навечно, и мне будет там хорошо. А твои слова – всего лишь слова.
– Всего лишь слова?! – Сэнсэй взял его за руку и резко дернул. – Тогда пошли в реальность.
При этих действиях Сэнсэя мужчина словно отключился. По телу резко пробежала судорога, голова безжизненно упала на подушку.

Всё исчезло. Только чувство бесконечности и безграничной свободы полностью охватило сознание. Безмятежность, спокойствие услаждает своим гармоничным веянием со всех сторон. Какое блаженство! Нет тела, нет проблем, нет страданий. «Это, наверное, рай! Я свободен, наконец-то свободен!» – зазвучала долгожданная ария где-то изнутри невидимого сознания. Но внезапно раздался мелодичный голос из ниоткуда: «Наивный человече, разве ты свободен?!»
Случилось что-то ужасное. Куда-то неумолимо потянуло против воли, против желания остаться в этом блаженном состоянии. Какое мощное притяжение! Как будто кто-то растягивает твоё сознание, распластывает на чём-то очень похожем на тебя. Со страшной болью снова проявляется весь прошлый негатив, но не фрагментальный, как в последние минуты бытия, а жёсткий, тотальный, словно за всю жизнь, сконцентрированный в каком-то ужасном, мучительном сгустке переживаний, ненависти, зла, страха.
«Неужели опять возвращаются старые страдания?! Но, Боже мой, насколько они стали тяжелы, невыносимы! Какие жгучие душевные муки давят непосильным грузом!». Удушающее чувство безысходности, страх, паника. Усугубляющаяся трагедия неотвратимости происходящего процесса. «Но что это? Не может быть… Совсем нет жизненных сил! А как же подавить страдания?!» Острое чувство раздирающей, душевной боли, и ни единой капли жизненной силы, чтобы что-то изменить!
Страх нарастает, словно снежная лавина. Душевная боль многократно усиливается. «Но разве столько было её при жизни? Нет, нет… Не может быть… Эти тонкие оболочки-Личности, те, кто подо мной, – это их боль! Но почему же мне так больно?.. Да это же я сам! Как же гнетущ этот негатив, какая боль исходить от него… Я этого не вынесу, я больше не могу!..»
«Где я? Странно… Боль вроде отпустила, но страдания души остались. Души?! О, Боже, да она совсем рядом! Вот она, трепещет под слоем тонких оболочек, словно под тонкой плёнкой мыльного пузыря. Как явно ощущается колыхание её вечности и покоя... Как она близка и как недостижима! Неимоверная тоска по истинному дому! Ведь не хватает всего лишь капли жизненной силы, чтобы окунуться в родную вечность, навсегда избавиться от терзающих мук… Насколько ощутим этот чувственный контраст… Нет, в душе нет страданий, там – Бог, там – покой, там нет места боли. Боль вся во мне…»
Раздался громкий детский плач. «Где же я? Неужели в теле ребенка?! В новом теле?» Но охватившая было радость тут же сменилась тяжестью и угнетением. По тельцу малыша пробежала судорога. «Но как же мучительно больно! Что это?!» «Тяжелая форма ДЦП… – многозвучным эхом произнёс высокий человек в белом халате какой-то женщине, склонившейся над ребенком. «Не может быть! Детский церебральный паралич?! Не может быть!» Сильная судорога вновь скрутила беззащитное тельце.
«Какая страшная боль! О, Господи, за что? Слишком много негатива?! Неужели моя капля была последней в чаше равновесия? Что я наделал! Какая страшная плата за моё прошлое! Какой же я дурак, что всю жизнь запирался в себе, в собственном Эго! И что теперь? При ясном сознании на всю жизнь заперт в этом беспомощном теле?! Что же я натворил?! Я же сам погубил себя, вогнал в более тяжкие условия существования. Я привнёс в себя ещё большие страданий.
А ведь душа так близко... О, Господи, прости!!! Ты всегда был со мною рядом, а я… Прости!!! Как же глупо и бесполезно я растратил Твой бесценнейший дар – Жизнь, как ничтожно мало сделал доброго, чтобы хоть чуть-чуть приблизиться к истинно свободной Твоей Вечности… Как ценна оказывается каждая прожитая секунда жизни... Как стыдно и больно за упущенный спасительный Шанс…
Что же теперь делать, когда силы и возможности остались в безвозвратном прошлом?! А в настоящем лишь мучительное созерцание тех же самых своих глупых ошибок, только уже повторяемых новой Личностью, её разрастающейся злости, которая ещё больше усиливает страдания плененных в ней Личностей. А они, в свою очередь, усугубляют её страдания своей болью. Сущность без жизненной силы, как же это ужасно! Всё чувствую, переживаю, страдаю внутри своей новой Личности, а изменить ничего не могу… Словно заколдованный круг, круг ада, в который я вогнал себя своей глупостью, и который станет теперь для меня испепеляющей вечностью… Смерть, оказывается, не спасает от боли, она лишь усугубляет то «внутреннее», что ты накопил за Жизнь. Господи! Прости меня… Прости, если сможешь…»
В этот момент искреннего раскаяния что-то невероятно могучее и сильное начало вытягивать его сущность из инвалидного тельца ребенка. С трудом оторвавшись от данной материи, вновь возникло чувство небывалой свободы и легкости. Но при этом сохранился страх опять оказаться бессильным наблюдателем жизни собственной сущности.
Потом чья-то мощная, невидимая сила вновь стала загонять его в другое тело. Но какое счастье – это было его собственное тело! Он почувствовал запах жизни, почувствовал, как опустился в кровать и соединился со своим здоровым телом, в котором могучим потоком бурлила молодая кровь. И всё это невероятное переживание, овладение своей прежней полнотой жизненной силы охватило его разум. Он вдруг с огромным облегчением понял, что он ЖИВ, что он в своём родном теле, и в его руках созидательная сила жизни. И главное, не всё ещё потеряно для собственной души, для освобождения тех его Личностей, которые испытывают неимоверную боль, являясь заложниками своего выбора. В нём возгорелось огромное желание ЖИТЬ, ЖИТЬ с пользой для людей, для своей души. Любить ради Любви и жить ради Любви ко всему сущему! Осознав это, он испытал не просто радость, а ликование тех, кто томился в нём уже вечность в оболочке собственного ада, с тоской и раскаянием созерцая через её прозрачную стенку спасительный ковчег Души. И он ощутил движение этого могучего ковчега, на котором он есть капитан, взявший курс в вечность Творца.

Мужчина открыл глаза. Он посмотрел на того, Кто держал его за руку. В Его глазах он увидел сияние Великого Света, в лучах которого, отражался и блеск его души. Он понял, Кто перед ним, и в этот момент осознал всю полноту Божьего дара в виде предоставленного ему Шанса. Впервые в жизни он испытал настоящее чувство полноценного всеобъемлющего счастья. Не в силах выразить его словами, он крепко сжал в благодарности руку Тому, Кто осветил ему Путь. И Тот, понимая его без слов, ответил таким же искренним пожатием, словно желая капитану счастливого плавания. В это молчаливое мгновение было сказано всё, что невозможно выразить словами, ибо это было истинным общением душ.
Мужчина быстро вскочил с кровати, и, покидав свои вещи в какой-то пакет, побежал к выходу из палаты.
Николай Андреевич, не понимая, что могло произойти с пациентом за минуту беспамятства, крикнул ему вслед:
– Эй! Стой! Ты куда?
Мужчина оглянулся, окинув его счастливым взглядом, и поспешно возвратился к доктору. Пожав ему с чувством благодарности руку, он промолвил:
– Доктор, ты не представляешь, сколько мне надо успеть сделать в жизни! Доктор, ты не представляешь себе, что такое ЖИЗНЬ! ЖИВИ, доктор!
С этими словами он выскочил из палаты. Ошарашенный таким внезапным преображением пациента, Николай Андреевич растерянно глянул на Сэнсэя.
– Что с ним случилось?! Санитары!
Сэнсэй улыбнулся и остановил его:
– Не надо. Он просто выздоровел.